20 марта 2022

Десять лет без Юрия Разуваева

Выдающегося гроссмейстера и тренера вспоминают его сын и коллеги

21 марта 2012 года ушел из жизни гроссмейстер Юрий Сергеевич Разуваев (1945 – 2012). Предлагаем вашему вниманию воспоминания его сына Александра Разуваева, а также коллег по шахматному цеху (из книги «Академик шахмат Юрий Разуваев»).

 

Спасибо всем, кто чтит память моего отца 

Александр Разуваев, член гильдии финансовых аналитиков и риск-менеджеров,
кандидат экономических наук


Отец ушел десять лет назад, и прежде всего я хотел бы выразить благодарность всем представителям шахматного мира, которые чтят его память и не забывают нашу семью. Эти люди живут в разных странах – России, Израиле, европейских странах и США. Со многими я знаком лично, хочется сказать им больше спасибо.

Всю жизнь я работаю в финансовых и брокерских компаниях. Коллеги и VIP-клиенты – не только из Российской Федерации, но и из Минска, Киева, Алматы и Астаны – часто спрашивали меня, не сын ли я известного гроссмейстера. Этот же вопрос задавали мне мои друзья из деловых и политических изданий и телевидения Азербайджана. А на Кавказе шахматы – культовая игра.

1989 г. Пальма-де-Мальорка. Юрий Разуваев с женой Натальей


Между фондовым рынком и шахматами много общего. Отец был против того, чтобы шахматы стали моей профессией, советовал ограничиться игрой только с компьютером. И я выбрал рынок акций, или equity research, если так можно сказать, как альтернативу. Биржа и инвестиции – это игра ума, везение, но прежде всего – ежедневная работа над собой. Свой профессиональный выбор я сделал также под влиянием отца: в конце 1991 года, сразу после освобождения России от коммунизма, он подарил мне краткий учебник по инвестициям. Первые деньги, которые были вложены в российские акции в далеком 1994 году, мне, еще студенту, дал именно он.

Колумнистика в деловых и политических сетевых изданиях России и стран СНГ давно стала частью моей жизни. Отец писал о спорте и шахматах, я – о макроэкономике, геополитике, вине и походах самого Чингисхана. Помню, отец очень обрадовался, когда один известный брокерский дом предложил мне вести на своем сайте постоянную колонку, не привязанную к будням фондового рынка. Он успел застать мою первую по-настоящему серьезную колонку во «Взгляде», и для меня отец всегда был самым главным читателем. Его оценка как историка тех или иных событий для меня была очень важна. Я заканчивал экономический вуз и защищал диссертацию по экономике, а не по истории, и мои пробелы в исторической науке ликвидировал, прежде всего, именно он. До сих пор пересылаю свои статьи и комментарии по наиболее важным экономическим событиям его близким друзьям и очень надеюсь, что они им полезны.

Мусульмане говорят, что рай под ногами матерей. В этом они абсолютно правы. Для мамы стараюсь делать всё, что могу. Надеюсь, когда отец глядит на меня с небес, ему не бывает за меня стыдно. 

Александр Разуваев

 

Пятьдесят лет дружбы 

Борис Гулько, гроссмейстер, чемпион СССР и США

С Юрой мы дружили пятьдесят лет. Познакомились на занятиях в Центральном шахматном клубе, которые вел Абрам Иосифович Хасин. Впрочем, Юра на занятиях появлялся нечасто. Как-то перед первенством СССР среди школьников он пришел, мы с ним проанализировали что-то, затем сыграли довольно много партий, и все закончились его победами. Это был очень тяжелый удар по моему самолюбию: я тогда считал себя очень сильным, но вдруг встретил того, кто понимал шахматы значительно глубже меня. Так что наше с ним первое общение я запомнил очень хорошо.

Потом мы вместе играли за команды Москвы, МГУ... Во время поездок много гуляли, лазили по всяким замечательным местам, куда нас заносила судьба. Общение с Юрой было праздником.

Все молодые шахматисты в то время говорили о нем с придыханием. Он не только играл сильнее всех – обладал неповторимым стилем, выигрывал необыкновенные партии, с жертвами всех фигур, – было нечто этакое печоринское в его отношении к жизни...

Шахматист он был очень хороший, но у него не было инстинкта убийцы, который должен быть (и есть) у сильнейших игроков. Можно найти несколько партий, в которых Юра соглашался на ничью в позициях с большим или даже решающим перевесом. Так было, например, в партиях со Смысловым, Талем, которых он очень уважал.

Он был замечательным тренером, в большой степени моим шахматным учителем. Когда я попал в матчи претендентов по системе PCA, Юра приехал позаниматься со мной, помогал мне в матче с Шортом. Работа оказалась очень успешной. Хоть я и проиграл матч на тай-брейке, то, что мы тогда подготовили, я впоследствии успешно применял на протяжении нескольких лет. Вскоре убедительно выиграл первенство Америки – именно за счет той работы.

В нашей игре существует множество шаблонов, общепринятых мнений. Его мнения всегда были свежими, полезными, интересными.

Его вклад в шахматы очень велик, особенно в дебютной части. Он пытался исследовать, как развиваются шахматы и появляются новые идеи. Многие из них обязаны своим появлением Юре. Вспоминаю такую историю. Юра как-то сказал кому-то из рижских шахматистов (кажется, Шабалову), что одна позиция в славянской защите, в которой черные жертвуют фигуру, оценивается теорией неправильно. По-моему, тот же Шабалов применил разок рекомендацию Разуваева, и это стало главным направлением славянской защиты. То есть, одно его замечание изменило шахматы на годы.

Одна из его отличительных черт – необыкновенная доброжелательность. Когда он был тренером сборной Советского Союза, впервые громко заявил о себе Володя Крамник. Юра бился за включение его в команду. Так же он относился к успехам молодых Бори Гельфанда, Пети Свидлера – для Юры это всегда было каким-то личным праздником.

Как шахматист Юра обладал умением защищать очень трудные позиции. Бывало, выкарабкивался из полной безнадеги. Эти свои качества он пытался использовать и последние три года жизни, когда знал о своей болезни. Но на сей раз выкарабкаться не удалось... 

Олимпиада в Стамбуле 2000 г. Борис Гулько, Генна Сосонко, Юрий Разуваев

 

Он излучал оптимизм, спокойствие и доброту 

Борис Гельфанд, гроссмейстер, вице-чемпион мира 2012 года

 

Юрий Сергеевич Разуваев оказал на меня большое влияние еще задолго до того, как я с ним познакомился лично. Моей любимой книгой в детстве была «Акиба Рубинштейн», написанная Разуваевым в соавторстве с Валерием Мурахвери. Приходя из школы, я перечитывал ее раз за разом, и в дальнейшем мы часто обсуждали с Юрием Сергеевичем творчество великого маэстро. Любовь к таланту Акибы объединила нас.

Разуваев был замечательным тренером, благодаря глубине и четкости мысли он обладал уникальной способностью выделять главное и просто объяснять самое сложное. Он очень любил рассуждать о шахматах, давал мне советы, радовался творческим достижениям наших коллег. Много времени и сил посвящал он исследованиям мыслительного процесса шахматистов, и свои знания излагал щедро и доходчиво. Юрий Сергеевич был также энциклопедистом в различных областях: истории, литературе, научных дисциплинах. Общаться с ним было настоящим удовольствием. Он излучал оптимизм, спокойствие и доброту.

Безвременный уход из жизни Разуваева – это большая трагедия для всего шахматного сообщества, а мы, кто общался с ним лично, будем стараться воспитывать в себе его редкие качества. Высокая интеллигентность Юрия Сергеевича, стремление проникнуть в сущность вещей, исключительная добросовестность во всех делах безусловно является примером для следующих поколений шахматистов.

Играя в Москве в мае 2012 года матч на первенство мира, я постоянно ощущал энергетический дефицит из-за отсутствия Разуваева. Его не стало незадолго до начала матча, и кто знает, как повлияла бы на меня его моральная поддержка, находись он тогда на нашей общей планете...

Читателям этой книги, особенно молодым шахматистам, хочется пожелать внимательно изучить его многостороннее творческое наследие. Нет сомнений, что благодарный читатель получит истинное удовольствие от партий Юрия Сергеевича, его глубоких анализов, остроумных замечаний и философских мыслей. 

2001 г. ЦШК. Вокруг Андрэ Лилиенталя гроссмейстеры: Борис Гельфанд, Владимир
Крамник, Юрий Авербах, Евгений Васюков, Сергей Макарычев и Юрий Разуваев

 

Не только тренер, но и наставник по жизни 

Жоэль Лотье, гроссмейстер, неоднократный чемпион Франции,
первый президент АШП

 

Юрий Сергеевич занимался со мной, в основном, в 2003-2004 годах. У нас были хорошие, теплые отношения. Разуваев был проницательным, мудрым тренером и просто замечательным человеком. Жаль, я не воспользовался временем, проведенным с ним, для того чтобы обсудить более широкие темы, нежели чисто шахматные. Юрий Сергеевич был человеком эрудированным, начитанным, с тонким чувством юмора; одним словом, он был интеллигентом. Именно таким, каким себе представляли гроссмейстера в советское время.

Однако любую историю надо начинать с начала. Впервые с Юрием Разуваевым мы встретились в 1989 году в открытом чемпионате Парижа. Встретились за доской: черными я разыграл староиндийскую защиту, он избрал свою любимую систему Земиша; мне удалось сделать ничью. В том же году мы сыграли еще одну партию – в Сочи на Мемориале Чигорина. Вновь у меня были черные; на сей раз я разыграл систему Бенони и тоже сделал ничью. В том турнире я занял второе место, что было большим успехом для 16-летнего школьника. Мы тогда довольно много общались с Юрием Сергеевичем (на английском, русский я еще не знал). Ему было очень интересно, откуда появился юный талант во Франции, у него буквально вспыхивали глаза! Запомнилось его доброжелательное, уважительное ко мне отношение.

Больше турнирных партий мы с ним не играли, хотя время от времени пересекались на каких-то соревнованиях. Разуваев в то время больше тяготел уже к тренерской деятельности. Мне кажется, он до конца не раскрыл себя как игрок; наверное, ему не хватало каких-то спортивных качеств.

В 2001 году французская покровительница шахмат мадам Нахед Оже создала шахматный клуб НАО. Мой товарищ по команде Лоран Фрессине занимался тогда с Разуваевым и много рассказывал о нем. Кроме того, я увидел, что Лоран резко усилился в дебюте, стал отстаивать принципиальные варианты, не уклонялся от теоретических дискуссий. А ведь раньше дебют был его слабым местом, он постоянно перескакивал с одной схемы на другую. Постепенно у меня созрело решение самому позаниматься с Разуваевым, и мы с ним договорились провести сбор в Москве.

В те годы я был очень дружен с Борисом Васильевичем Спасским, и когда он узнал о моем намерении, то предложил остановиться в его квартире на Мосфильмовской улице. В основном, там мы с Разуваевым и занимались. Иногда к нам присоединялся Спасский (он не жил на этой квартире, но время от времени приезжал), рассказывал какие-то истории, а когда был в настроении, то охотно присоединялся к анализу. Понимание шахмат никуда от него не ушло, и анализировать с экс-чемпионом мира было очень интересно. К слову, когда Борис Васильевич начинал что-то рассказывать, то Юрий Сергеевич замолкал и только слушал. Меня это несколько удивляло. Конечно, на пике своей карьеры Спасский был шахматистом иного порядка, но потом разница в чисто шахматной силе у них нивелировалась. Разуваев продолжал работать, анализировать, был в курсе новых веяний, а Спасский тогда уже практически отошел от больших шахмат.

Вообще, Разуваев был достаточно скромного мнения о своих достижениях, а к корифеям относился, может быть, с излишним пиететом. Я понимаю, если бы речь шла о шахматистах, о которых ты только читал в книгах. Но ведь Разуваев постоянно общался с чемпионами мира и претендентами, проводил с ними много часов за анализом. Наверное, дело в том, что он рос в то время, когда «вес» гроссмейстеров в обществе был совсем иным. Тем самым Разуваев передавал ощущение, что когда-то Спасский и ему подобные были особенными людьми, находиться рядом с которыми было лестно. В наши дни даже трудно себе представить, чтобы шахматист пришел в восторг просто от того, что общается с Карлсеном или Каруаной.

Юрия Сергеевича как тренера выделяло то, что он был человеком широких взглядов и обладал глубокими знаниями в разных областях. Со многими другими тренерами дело часто ограничивалось сухой техникой, набором вариантов и т.п., а с ним мы успевали и плодотворно работать над конкретными вещами, и в то же время могли их как-то осмыслить. Разуваев рассказывал предысторию варианта, вспоминал людей, которые его применяли и развивали. Картина становилась намного насыщеннее, шире, интереснее. Можно сказать, он был не просто тренером, а в каком-то смысле наставником по жизни. Нередко я ловил себя на мысли: «Как жаль, что мы раньше с ним не начали заниматься!» Я завершил спортивную карьеру в 2006 году, так что 2003 год – это уже, можно сказать, ее «закат». С другой стороны, хорошо, что и это успели.

Хотя в 2003 году завершать карьеру я еще не собирался. Наоборот, хотелось привнести какие-то изменения в свой стиль, поиграть новые для себя дебюты, например, белыми 1.е4, черными – испанскую партию. В это время я с двумя гроссмейстерами, Юрием Разуваевым и Андреем Соколовым тщательно прошелся по многим вариантам испанской партии. Все анализы остались в компьютере, но те новинки, которые мы тогда нашли, наверняка уже придуманы другими людьми. Тем не менее, это была интересная и плодотворная работа. Также мы с Разуваевым подробно изучили каталонское начало.

Наша работа помогла мне в 2003 году выиграть турнир в Пойковском – «Мемориал Карпова», как мы его в шутку называли. Мы поделили первое место со Свидлером, а еще играли Рублевский, Онищук, Бологан и другие; это был тогда самый сильный турнир в России. Разуваев помогал мне по телефону (скайпа еще не было). Перед каждой партией он проверял варианты, которые мы до этого смотрели на сборе, а потом мы созванивались и готовились дальше.

Разуваев не был догматичен, он всегда был открыт для новых идей. В то время компьютеры уже прочно вошли в нашу повседневную жизнь, и какие-то новинки рождались просто благодаря тому, что ты смотришь на монитор. Разуваев эти идеи не отвергал, в отличие, скажем, от Полугаевского, с которым я занимался в 90-е годы. На самом деле, для Льва Абрамовича вторжение компьютеров в шахматы стало страшным ударом. Когда он увидел, сколько информации вмещают в себя компьютеры, то ужасно расстроился. Он ведь всю жизнь таскал с собой настоящий талмуд: вначале это была обычная толстая тетрадь, которая со временем стала огромной, как Библия. Полугаевский вклеивал туда статьи, анализы, записанные на разных бланках, и только он понимал, где что находится, никто другой не смог бы там ничего разобрать. Компьютер пугал Льва Абрамовича, он так его и не освоил.

Не скажу, что Разуваев был фанатом новых технологий, но он воспринимал их как данность и старался взять на вооружение. У него было классическое понимание шахмат, и он анализировал гораздо больше того, что мог реализовать в своих партиях. Может быть, он не очень любил бороться до последнего, ему не нравились слишком острые переживания игры, борьбы и т.п. Я нечасто наблюдал Разуваева за игрой, но у меня сложилось ощущение, что он мог сильно расстраиваться из-за проигрыша партии. Думаю, в какой-то момент он принял решение, что ему следует играть посолиднее, «покомпактнее», не особенно испытывая судьбу. Естественно, с таким подходом ты себя ограничиваешь.

Разуваев любил начинать занятия с небольшой разминки, чтобы мозги «проснулись». Предлагал решить 4-5 позиций: одни легкие, другие посложнее. И это правильно, ведь работа над дебютами совершенно не готовит к борьбе за шахматной доской. Когда ты играешь, у тебя должны включаться совсем другие зоны мозга: надо не пытаться установить истину и найти лучший ход, а учитывать много факторов. В том числе фактор времени, а также то, какой характер борьбы для противника менее удобен. Еще во время партии нужен полет фантазии, ты должен чувствовать себя свободно. А когда анализируешь, приходится методично перебирать все возможности.

Конечно, больше всего мы занимались дебютом, но когда разбирали сыгранные мною партии, то обсуждали и много других проблем. Например, Разуваев мог сказать, что такой-то прием хорошо получался у того-то и того-то, а потому имеет смысл посмотреть его партии, его эндшпили. Он много рассказывал о своем опыте работы с Карповым: как они трудились, что у них получалось, что не получалось. Иногда я получал информацию о тех игроках, с которыми мне предстояло играть. Общение с Разуваевым я оцениваю очень положительно. Я открыл для себя целый пласт того, что считал когда-то «сокровенными знаниями». Имею в виду – в тот момент, когда жил во Франции и ни с кем еще не общался. Будучи французским школьником, я понимал, что есть целая область шахмат, которая мне недоступна: советские газеты, советские журналы, книги и т.д. Именно поэтому я начал учить русский язык, и в середине 90-х знал его уже достаточно хорошо.

Кстати, с русским языком у нас была связана забавная история. В 2003 году Юрий Сергеевич был моим секундантом на турнире в Энгене, недалеко от Парижа. Я играл не очень удачно, и однажды во время прогулки Разуваев спросил меня:

– Почему Вы играете, как беспризорный?

Это было новое для меня слово, и я уточнил:

– «Беспризорный» – это шахматист, который остается в турнире без приза?

Отмечу, что Разуваев всегда сохранял целостность в мыслях и суждениях. В тот короткий промежуток времени, который длился примерно год – 2003 и часть 2004-го, он больше всего занимался со мной, хотя продолжал тренировать и итальянскую сборную. Точнее даже – опекать, заботиться о них; он всегда очень тепло отзывался о своих итальянских подопечных. Также Разуваев рассказывал мне, что начал заниматься с Томашевским, но Женя был тогда еще маленьким.

Когда Юрий Сергеевич узнал, что я ухожу из шахмат, то воскликнул:

– Как жалко! Вы были так близко!

– Близко к чему?

– К отметке «2700».

Действительно, это была одна из задач, которую мне так и не удалось выполнить – достичь отметки 2700; мой максимальный рейтинг был 2687. Наверное, сейчас я бы достиг этой планки просто из-за инфляции рейтингов, но тогда это было гораздо сложнее.

Наша работа прервалась, поскольку в определенный момент я понял, что хочу заниматься чем-то другим. Уже не было смысла вкладывать деньги и силы в дальнейшие тренировки; последние турниры я доигрывал на старом багаже. У меня никогда не было постоянного тренера. Когда я испытывал потребность в общении с новым человеком, чтобы получить новые идеи, то с кем-то занимался довольно интенсивно, а потом «переваривал» полученную информацию. Некоторые шахматисты хотят, чтобы рядом с ними постоянно кто-то был; например, Борис Гельфанд много лет сотрудничает с Александром Хузманом. Но это не мой случай.

Вообще, с Разуваевым всегда было приятно общаться, поскольку он был человеком с тонким чувством психологии. Он понимал, когда можно пошутить, а когда, наоборот, лучше оставить человека в покое. Юрий Сергеевич был исключительно деликатен.

 


Юрия Разуваева вспоминают чемпионы мира Владимир Крамник, Гарри Каспаров, Анатолий Карпов, Борис Спасский и Александра Костенюк