10 сентября 2012

Прекрасная привычка – жить!

Автобиографическая книга заслуженного тренера России, гроссмейстера ИКЧФ Геннадия Несиса «Вернуться в прожитую жизнь» вызвала неподдельный интерес у читателей и по праву завоевала диплом Берлинского международного литературного конкурса «Лучшая книга 2011 – 2012» в номинации Публицистика. Предлагаем вашему вниманию Предисловие к этой книге, а также фрагмент второго тома «Прекрасная привычка – жить!», над которым сейчас работает автор.

Предисловие к первому тому

Правом на личные воспоминания или тем более на исповедь обладает любой человек. Но далеко не каждый имеет моральные и творческие основания для того, чтобы впустить в свой внутренний мир широкую аудиторию читателей. Геннадий Несис не только завоевал такое право, но более того, призван и обязан был написать эту книгу. Мы, его друзья и коллеги, возложили на автора непростую и ответственную миссию – вернуться в прожитую его близкими и им самим жизнь и тем самым сохранить имена и события, которые без этой работы, скорее всего, канули бы в Лету.

Судьбы большой семьи, воспроизводимые иногда подробно, а чаще пунктирно на фоне глобальных драматических коллизий ХХ века, не только затрагивают чувства нашего, уже немолодого поколения, но и весьма важны для молодых людей, стремящихся лучше узнать правдивую историю своей страны. Причем не со страниц противоречивых учебников, а из первых рук.

Искренний и внешне безыскусный язык изложения, за которым скрывается одаренный и яркий литератор, заставляет не только поверить рассказчику, но и стать его единомышленником.

Союзником автора становится и его тонкое чувство юмора, позволяющее в коротких внутренних эссе создавать живые и объемные образы своих героев. Достаточно прочитать несколько строк о первых тренерах Е.С. Столяре и А.М. Батуеве или о зубном враче тете Ане, и эти персонажи становятся узнаваемыми и хорошо знакомыми.

Обложка первого тома "Вернуться в прожитую жизнь"

Будучи весьма разносторонним и эмоциональным человеком, автор не выдерживает строгой хронологии повествования, и то и дело, как и в своей устной речи, взрывается очередным дивертисментом, а читатель следует за неожиданно возникшей ассоциацией, уводящей на время от основного маршрута. Это может быть и по случаю вспомнившийся анекдот, и куплет шуточной песенки, и присказка любимого деда, и собственное стихотворение.

Нервная кардиограмма воспоминаний соответствует «излому жизненных осей» автора. Недаром эпиграфом к одной из глав поставлены строки из его удивительного стихотворения.

С Геннадием мы познакомились почти полвека назад. Он часто бывал в нашей компании будущих музыкантов. Встречи за шахматной доской начались позднее.

Типичный гуманитарий, увлеченный театром и поэзией, неожиданно для всех нас поступил в Технологический институт и стал инженером-электрохимиком, а я до сих пор помню отдельные строчки из его первых поэтических находок, звучащих совсем не ко времени – романтично и сентиментально. И все же основной сферой его творчества стали шахматы.

На этом пути ждали и блистательные успехи (чего стоит только выигрыш Кубка Мира по заочным шахматам в соревновании, длившемся 12 лет!), и болезненно переживаемые разочарования. Пришлось встретиться и с человеческой неблагодарностью, и с завистью, но автор не опускается в своих воспоминаниях до сведения счетов. Он просто не упоминает ряд имен.

Автор – превосходный рассказчик. Многие эпизоды воспринимаются не как написанный текст, а как устные рассказы. Это придает тексту особую живость и артистичность.

Мемуары всегда обращены в прошлое. Такова судьба этого жанра художественной литературы. Но книга Геннадия Несиса, которую я советую читать очень внимательно, весьма современна и, главное, своевременна, а это дорогого стоит.

Владимир Альтшулер,
дирижер Санкт-Петербургской филармонии,
заслуженный артист России


Отложенное свидание

Февраль 1968 года. Цепочка причин и следствий ряда событий, произошедших в тот период моей жизни, выглядит довольно замысловатой. Михаил Таль как финалист предыдущего отборочного цикла борьбы за шахматную корону имел право на участие в матчах претендентов 1968 года. В соперники по жребию достался один из лучших знатоков дебютной теории того времени, выдающийся югославский гроссмейстер Светозар Глигорич. Белыми он предпочитал избирать закрытые дебюты, но самым грозным оружием в его арсенале была староиндийская защита, которую он виртуозно разыгрывал черными. В качестве заочного оппонента в предстоящем теоретическом споре на тренировочный сбор экс-чемпиона мира был приглашен специалист по закрытым началам – мой друг и тезка, ленинградский мастер Геннадий Сосонко.

В те давние уже времена ныне известный голландский гроссмейстер и выдающийся литератор-эссеист работал в скромной должности методиста Ленинградского шахматного клуба имени М.И. Чигорина под началом полковника в отставке Наума Антоновича Ходорова. Директор клуба – большой любитель шахмат и мастер устного рассказа, библиофил и коллекционер галстуков, – был человеком, мягко говоря, своеобразным. Он мог часами просиживать в своем кабинете с вечно распахнутой настежь дверью, азартно играть легкие партии со своими сверстниками или делиться со всеми присутствующими былями и небылицами из своей боевой биографии. Начитавшись многочисленных военных мемуаров, он вплетал в канву воспоминаний прославленных полководцев свою собственную персону и делал это так ярко и живописно, с такими бытовыми подробностями, что отличить правду от вымысла бывало не так-то и просто.

Выступление Геннадия Сосонко в шахматном клубе

Не могу не процитировать фрагмент из «свидетельских показаний» самого Генны Сосонко:

«У Наума Антоновича был сын Геннадий, и я думаю, что при моем поступлении на работу этот факт сыграл решающую роль: дома – Геннадий и на работе – Геннадий, здесь и запоминать ничего не надо.

Я уезжал тогда время от времени на соревнования или сборы, и, конечно, Ходоров не был доволен моим отсутствием на работе. «Да ты только что целый месяц где-то пропадал, как я тебя могу снова отпустить?» – качал головой Наум Антонович, читая официальное приглашение из Латвийского Спорткомитета на сбор с гроссмейстером Талем М.Н.

«Так ведь Таль, – говорил я, – к тому же я и замену подыскал: хоть и кандидат в мастера, но исполнительный, добросовестный, да и зовут – Геннадий, так что вам и привыкать не надо будет». При этих словах я вводил в директорский кабинет приятеля, жившего в доме напротив в Басковом переулке. Он стал заменять меня во время моих частых отлучек, поэтому было логично, что когда я летом 1972 года уехал в вечную, как тогда казалось, командировку, Геннадий Ефимович Несис окончательно вступил на пост тренера-методиста».

Уточню, что «вступил на пост» я значительно позднее – лишь в феврале 1975 года, но первые опыты профессиональной шахматной деятельности, приобретенные мной в качестве «запасного игрока», несомненно сыграли решающую роль при выборе мной жизненного пути.

Во время студенческих каникул стартовал отборочный турнир очередного чемпионата Ленинграда по швейцарской системе. В первых двух турах в соперники мне достались опытные и сильные кандидаты в мастера Коледа и Отман. Оба они давно уже играли в силу приличных мастеров, но в профессиональные шахматы никогда не стремились. Наши поединки проходили в Городском шахматном клубе два раза в неделю по вечерам, а утром сцену видавшего виды зала заполняли совсем иные персонажи – участницы Всесоюзного первенства студенческого общества «Буревестник». Кажется, именно в этом девичьем цветнике дебютировал я в роли шахматного судьи. Прохаживаясь с важным видом между столиками, я чаще всего останавливался около партий двух представительниц Белоруссии. Каждая из них была хороша по-своему. Эльмира обращала на себя внимание какой-то экзотической восточной внешностью и напоминала героинь иллюстраций восьмитомного издания «Тысячи и одной ночи», в очереди за которым ленинградские библиофилы провели не одну бессонную ночь у магазина подписных изданий на Литейном проспекте. Марина – типичная представительница провинциальной еврейской интеллигенции (помнится, ее отец был журналистом в какой-то минской газете): неброская, но обаятельная брюнетка с высоким открытым лбом и красивыми, но генетически печальными глазами, что, впрочем, никак не диссонировало с ее прекрасным чувством юмора и милой улыбкой.

Турнир уже подходил к концу, когда я, собравшись с духом, пригласил одну из них на свидание у газетного киоска, располагавшегося в те года почти на углу Невского и улицы Восстания. Марина предложила встретиться в шесть часов вечера. Я не задумываясь согласился, и лишь чуть позже вспомнил, что именно в это время мне предстоит сражаться в очередном туре первенства города. Имея черные фигуры, заранее предлагать ничью даже не очень удачно выступавшему сверстнику было бы просто неприлично. Итак, 6 февраля 1968 года, ровно в 17:00 в нашей партии были включены часы. Я молниеносно разыграл излюбленный вариант французской защиты, пытаясь создать как можно больший запас времени. К счастью, мой соперник отвечал также довольно быстро. За полчаса мы отшлепали семнадцать ходов, теория закончилась, и я избрал довольный неожиданный ход конем, предлагая белым разменять на него своего перспективного слона, но при этом сдваивая мои пешки на ферзевом фланге. Партнер впервые задумался, и я понял, что пришел мой час. Осторожно отойдя от доски, я стремглав помчался вниз по старинной лестнице в гардероб, схватил пальто и, нахлобучив шапку, выскочил на улицу. Добежав до Невского, не обращая внимания на красный свет, ринулся через дорогу и успел вскочить в троллейбус, уже отходивший от остановки у Казанского собора. Теперь можно было немного отдышаться.

Геннадий Несис, 1967 год

Ближайший к площади Восстания пешеходный переход находился у Пушкинской улицы, так что, выпрыгнув из последней двери троллейбуса, мне пришлось пробежать квартал в сторону, противоположную моей цели, но, преодолев все эти технические трудности, у газетного киоска я оказался вовремя. Марина появилась с опозданием на пару минут. Кажется, ей польстило, что я вырвался на эту встречу буквально под тиканье шахматных часов, неумолимо съедавших мое время, оставшееся на обдумывание до контрольного 40-го хода. Конечно, здесь, вдали от турнирного зала, на продуваемом питерским февральским ветром шумном проспекте этот волнующий душу любого шахматиста звук был виртуален, но мы оба хорошо знали ему цену, и потому ощущали его почти физически.

В нашем распоряжении было всего несколько минут. Мы зашли погреться в ближайшую парадную. Здесь, прямо на первом пролете лестницы еще доживала свой век довоенная круглая печка, которую в последний раз растапливали, видимо, в годы блокады. В наших прерывистых, гулко звеневших фразах, срывавшихся с потрескавшихся губ и тут же взлетавших к высокому потолку в виде белых облачков пара, было мало смысла, но в такие моменты он и не требуется. Я, украдкой поглядывая на часы, говорил какие-то банальности о нашем будущем, она, кажется, тоже была взволнована и отвечала рассеянно и невпопад. И здесь, как часто бывает в цейтноте, потеряв контроль над собой, я резко поцеловал ее в губы и, словно испугавшись собственного неожиданного поступка, ринулся доигрывать свою «отложенную» партию.

В начале 80-х годов в этом доме на втором этаже располагалось региональное отделение ВААПа – святая святых ленинградских авторов, особенно тех, кто удостаивался права озвучивать или опубликовывать свои опусы за рубежом. Проходя подписывать очередной договор в кабинет руководителя этой структуры, брата известного писателя и драматурга Александра Житинского – Сергея Николаевича, я неизменно оглядывался на знакомую старую печку, и меня на мгновение охватывало ощущение чего-то очень важного, но в моей жизни не состоявшегося...

Мой приятель и тогдашний сосед Геннадий Сосонко утешал меня в привычной для него философско-иронической манере: «Представь себе, лет через пятьдесят мы с тобой, прихрамывая, опираясь на палки, прогуливаемся по Баскову переулку, и навстречу нам идет согбенная старушонка. Ты всматриваешься в ее лицо и неожиданно узнаешь свою Марину. Она подслеповато взглянет на тебя и, конечно, не узнав, пройдет мимо. Как, впрочем, и вся наша жизнь…»

Вскоре участницы студенческого первенства покинули наш город. Марину ни в Минске, ни в другой точке мира больше встретить мне так и не довелось. Что же, до «контрольного» 2018 года осталось ждать не так уж и долго – всего каких-то шесть лет…

Кстати, ту, прерванную в разгар сражения партию я выиграл. Часто разыгрываю ее на доске. Вот и сейчас передо мной потертый блокнот, в котором карандаш запечатлел нервную запись кардиограммы моих ходов.

Автор в своем рабочем кабинете

Книгу "Вернуться в прожитую жизнь" теперь можно приобрести и в Москве. Адрес магазина: Москва, м. "Октябрьское поле", ул. Маршала Малиновского, д. 6, корп. 1, офисный центр СТАРТ, офис 22. Вход со двора, напротив детского сада. C 11 до 19 часов; в субботу с 11 до 14. Тел. (495) 983-33-36