1 ноября 2022

Побег из Парижа: удивительная история 10-го чемпиона мира Бориса Спасского

"Спорт-Экспресс" начал печатать книгу Кирилла Зангалиса

Фото: Юрий Голышак, "СЭ"

Кирилл Зангалис — бывший спортивный журналист, эксперт по баскетболу и шахматам, а сейчас менеджер Сергея Карякина и пиар-директор Федерации шахмат России. В специальном авторском материале для «СЭ» он рассказывает невероятную, почти шпионскую историю из жизни чемпиона мира Бориса Спасского.

***

В 1980-х годах маленьким мальчиком я занимался в шахматной школе в Ташкенте на картонных досках с портретами чемпионов мира. Стейниц, Ласкер, Капабланка, Алехин, Ботвинник, Таль, Смыслов, Петросян, Спасский, Фишер, Карпов и Каспаров считались небожителями. Мы, совсем еще зеленые ученики, черпали информацию о кумирах из дефицитных биографических книг и редких передач по телевизору. А еще разбирая виртуозные партии шахматных мэтров. Но увидеть живого чемпиона да еще и поговорить — это было сродни самой смелой детской мечте. Примерно как вступить в отряд космонавтов и полететь на Марс.

Так сложилась судьба, что в вузе я выбрал профессию спортивного журналиста и начал специализироваться на баскетболе. Но в 2004 году мой земляк и друг по шахматной школе Рустам Касымджанов одержал сенсационную победу в нокаут-чемпионате мира ФИДЕ. И с тех пор я начал изредка писать заметки о шахматах. В августе 2010 года газета «Советский спорт», где я в то время работал баскетбольным обозревателем, вспомнила о моем хобби и отправила в командировку на Всемирную шахматную олимпиаду в Ханты-Мансийск. Перед самым отъездом я оказался на московской пресс-конференции, посвященной предстоящему старту соревнований. Ее главным спикером был тогдашний президент ФИДЕ Кирсан Илюмжинов. А в одном из гостей я узнал 10-го чемпиона мира Бориса Спасского...

— Борис Васильевич, а можно сделать с вами интервью, большое, обстоятельное? О вашей жизни, о детстве, о Фишере... Да обо всем на свете!

— Молодой человек, простите, но я уже 20 лет не даю интервью, — вежливо, но твердо произнес мэтр. — Хлопотно это. Да и не хочется ничего вспоминать. Вы уж простите.

Спасибо Кирсану Николаевичу, с которым мы всегда были в хороших отношениях. Глава ФИДЕ в свое время помогал Спасскому и в тот же день каким-то непостижимым образом убедил его в необходимости интервью.

— У меня единственный свободный вечер в Москве, завтра я улетаю во Францию, — раздался знакомый голос из мобильника. — Подъезжайте к станции метро «Рязанский проспект». Сделаю для вас исключение.

Мы встретились на улице. Я стоял возле светофора и вдруг увидел, как Спасский с непокрытой головой уверенно идет сквозь толпу и осенний дождь. Промелькнула мысль: окружающие ведь даже не догадываются, что этот неприметный пожилой прохожий двигал фигуры, когда еще жив был четвертый чемпион мира Александр Алехин. ..

Борис Васильевич сказал, что у нас есть 40 минут. Мы проговорили четыре часа. В Спасском было столько достоинства! Но при этом он был со мной вежлив и скромен, не подавлял и не поучал. Я старался ловить каждое слово и на нервах постоянно проверял цифровой диктофон — идет ли запись. Помню, еще подумал, что старый добрый кассетник как-то все-таки надежнее.

Сильные эмоции накрыли, когда Спасский вспоминал голодное военное детство, родителей-фронтовиков, уличные университеты.

— Папа был военным, — рассказывал мэтр. — А мама похоронила бабушку и выжила только потому, что ей достались ее карточки на хлеб. Отец же оказался на грани смерти от истощения. Даже попал в палату смертников. Никогда не догадаетесь, как мать спасла батю: продала все вещи и купила бутылку спирта. Пришла в палату и стала искать его среди десятков людей. А он так исхудал, что мама даже не могла его узнать. Отец был суровым, несмотря на слабость, раскричался: «Ты что, мужа родного не узнаешь?» После чего выпил всю эту спиртягу и поднялся. Чудо? Нет, говорят же, что водка калорийная. Как только отец пришел в себя, они тут же поехали в наш детский дом, где я умирал от голода. Родители забрали меня с братом в Подмосковье, где мы пробыли до лета 1946 года.

...Это сейчас современные дети имеют любую игрушку и воротят носы от еды...

Дома я тут же сел за работу. Пальцы буквально летали по клавишам. Расшифровал все до последней секунды записи. К полуночи текст интервью был отправлен на утверждение. Спасский предупредил, что из-за плотного графика сможет посмотреть его не позже утра...

На следующий день раздался звонок. Это была московский агент и близкий друг гроссмейстера Валентина Кузнецова.

— Интервью не выйдет в газете! — отрезала она.

— Почему? — Сердце мое опустились до самых пят. — Я плохо написал?

— Нет, все отлично. Но Борис Васильевич не успел отредактировать последнюю главу.

— Так мы подождем, — буквально выдохнул я с облегчением.

— В ближайшее время он не сможет это сделать. — Раздались короткие гудки...

Хотелось рвать на голове волосы. Затем отчаяние и полное непонимание. Что случилось? Почему? Только спустя трое суток узнал, что во время редактирования интервью Бориса Васильевича хватил сердечный приступ и он оказался в реанимации...

Мне казалось, что именно я виновник несчастья. Зачем держал старика четыре часа на улице? А после этого заставил в ночи читать интервью?

Я перезвонил Валентине Кузнецовой, и она меня успокоила, сказав, что предпосылки были и раньше. Что так просто совпали обстоятельства. Единственное, о чем она попросила, — отложить публикацию: «Вот, поправится Борис Васильевич, отредактирует последнюю главу — тогда и выпустите».

Спасского доставили самолетом домой во Францию, где он прошел курс реабилитации. А ровно через полтора года мне на электронную почту пришло полностью отредактированное интервью.

«Советский спорт» напечатал текст 30 января 2012 года — в день 75-летнего юбилея великого шахматиста.

Продолжение